Развитие искусства настолько тесно связано с историей человечества, что иногда сложно провести грань между идеологией, модой и свободным творчеством. Да и возможно ли это вообще? О том, почему человек начал создавать предметы искусства, совершенно бесполезные с практической точки зрения, почему люди готовы платить огромные деньги за обладание художественными ценностями и как эти ценности меняются со временем – читайте в эксклюзивном интервью с искусствоведом, писательницей и блогером Софьей Багдасаровой на портале интересных новостей из мира науки и технологий «Центропресс».

«Центропресс»: Историк и археолог Яков Шер (специалист в области первобытного искусства), выдвинул гипотезу, что появление искусства – это побочный продукт развития нервной системы, по сути дела, её сбой. Когда мозг стал увеличиваться, нейронов в нем стало слишком много, и он начал выдавать разные «побочные эффекты», не связанные с решением утилитарных задач. Есть ли у Вас своя теория появления искусства как вида деятельности? Если это действительно «глюк мозга», то почему веками человек придает ему такое большое значение?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: Мне кажется, упомянутый вами ученый, не до конца довел свою теорию, потому что, если мы начинаем говорить о первобытных людях, которые занимались искусством, которое было изначально первобытной магией, то позже эти упражнения мозга привели к тому, что появилась сложно развитая религия, письменность и, собственно, человеческая культура. Считать всю человеческую культуру «побочным продуктом», мягко говоря, странно. Отделять искусство от других сфер культуры невозможно, потому что именно изобразительное искусство (ювелирные украшения, керамика, статуэтки, росписи пещер) было первым признаком появления культуры. Все остальные её составляющие появились позже.

Рис. 1.1. Пещера Альтамира Испания 35 600—13 000 до н.э.
Рис. 1.2. Пещера Альтамира Испания 35 600—13 000 до н.э.
Рис. 1.3. Пещера Альтамира Испания 35 600—13 000 до н.э.

«Центропресс»: Софья, а почему человек все-таки начал всем этим заниматься?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: Из-за развитого мозга, конечно. Во-первых, мощному мозгу необходимо иметь какие-то опоры, структуру картины мира. Это может быть религия, суеверия или изучение наук, но мозг не терпит пустоты, он хочет заполняться чем угодно. Во-вторых, искусство является средством сублимации, методом снятия стресса, но эта функция добавилась позже, если мы говорим об изобразительном искусстве. Но если мы будем говорить о ритуальных танцах, то это, наоборот, одна из первых функций, которую они выполняли. Совместное движение – не только религиозное действо, но и средство объединения племени.

Первичный импульс развитию искусства дало появление религии. Страх смерти и преклонение перед силами природы повлияли на то, что человечество стало пытаться контролировать окружающий мир с помощью искусства.

Но это не единственная составляющая. Многие считают, что искусство – это что-то «о высоком», но помимо глобальных вопросов у него всегда есть практический аспект. Например, когда в древности женщина заплетала косу, она делала это не потому, что она верит в бога солнца, но потому что с косою удобнее, чем с распушенными волосами. А если она делает это косу красивой, она тоже это делает не для бога солнца, а потому что ей нравится чувствовать себя красивой. Одна из недавно появившихся теорий гласит, что мы недооцениваем роль женщин в формировании искусства, потому что именно женщины были теми, кто первыми начали делать всякие декоративно-прикладные вещи -  украшать одежду, керамику, расписывать тело. Условно говоря, пока мужчины охотились за мамонтами, женщины, как писал Киплинг, оставались в пещере, ее украшали, подметали, создавали уют. В сущности, потребность человека в том, чтобы было чисто и красиво, является психологической необходимостью.

К искусству неравнодушны не только люди, но и животные, например, птицы, которые делают красивые гнезда-шалашики, или обезьяны. Выясняется, что даже у неразумных существ потребность в каком-то рудиментарном виде присутствует. Почему так происходит? Этот вопрос до сих пор без ответа, но он очень интересен.

Рис. 2. Гнездо шалашника

«Центропресс»: В одном из своих постов Вы написали, что развитие искусства очень тесно связано с развитием социальной истории (неслучайно отделения истории искусств отдали в подчинение историческим факультетам). Если государство сильное, то и искусство будет бодрым и крепким. Какое у нас искусство сейчас? Какие процессы оно отражает?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: Для современного искусства XXI века в условно среднеразвитой культурной стране, принадлежащей к европейской цивилизации, включая Северную Америку, характерно то, что произошло очень сильное расслоение. Есть искусство, которое создается государством для себя, и искусство, которое люди создают для себя, как художники и заказчики. Пространство искусства очень расслоилось и разошлось на самые разные ветви.

Если, например, в XIX веке независимый заказчик, заказывая себе усыпальницу, делал ее примерно в том же стиле, в каком бы заказало аналогичное сооружение государство, потому что стиль был условно един и продиктован идеологией, то сейчас все стало сложным и многообразным, хотя я бы не сказала, что мультикультурным или мультицивилизационным. Очень изменился способ подхода к разным вещам, в том числе, к искусству, поменялось понимание того, для чего искусство нужно.

В частности, один из законов, принятых Трампом в последний период его правления, предписывает американской государственной архитектуре снова вернуться к классицизму, то есть все строить здания с колоннами, а не всякий хайтек, который стал моден. Получается, что такое передовое искусство как американское, на государственном уровне тянется к очень старым консервативным формам.

Рис. 3. Белый дом - образец для всей официальной архитектуры США

Но если мы возьмем американское искусство, которое формируется за счет средств меценатов, то это другой класс искусства, и оно тоже проникает в государственные учреждения, например, в виде подарков или пожертвований.

Наконец, есть искусство, которое делают современные художники типа Павленского, которое не ориентируется ни на идеологию, ни на вкусы спонсоров, а делается ради искусства исключительно (и для славы автора, конечно). Так что на современном этапе развития все стало очень многообразно.

«Центропресс»: То есть, можно сказать, что в предыдущие эпохи искусство регулировалось централизованно, а сейчас каждая влиятельная группа устанавливает свои правила?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: Я бы не сказала, что когда-то искусство регулировалось специально, просто условная прослойка, производящая и потреблявшая культуру, была гораздо меньше, и поэтому была более идеологически однородна. По мере развития цивилизации людей стало больше количественно, а среди них – больше тех, кто имеет доступ  к производству и потреблению культуры. И поэтому все расслоилось.

Сегодня проще всего описывать, что происходит с архитектурой, потому что это тот вид искусства, в который вкладывается наибольшее количество денег, здесь задействовано производство. Картины тоже на аукционах за большие деньги покупают, но само производство картин – недорогое по себестоимости. Поэтому именно здания, которые сейчас строят, являются лучшим барометром для понимания того, что происходит с пониманием искусства в конкретном социуме, производящем эту архитектуру в данный момент.

«Центропресс»: Если архитектура сейчас наиболее показательный момент, какую основную тенденцию мы можем отметить?  Допустим, применительно к современной Москве или другому крупному городу России?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: Во всем мире продолжают возводиться здания, пытающие имитировать архитектуру расцвета, которая в разных странах ассоциируется с разными периодами. Скажем, лужковский стиль, который доминировал в Москве ранее, был имитацией архитектуры зрелого советского периода, при этом отрицая хрущевки и безликий бетон. Сейчас пытаются в Москве строить хайтековские здания, которые сейчас наиболее востребованы и актуальны в мире. Но огромное количество зданий в Москве и в регионах остаются безликими, безобразными и просто коммерческими. В некоторых крупных городах пытаются сделать что-то стильное (например, «Эрмитаж – Урал», музейный центр в Кемерово - гигантский проект), хотя текущее состояние страны такое, что мы не можем этот стиль поддерживать на массовом уровне.

Рис. 4.1. Музейный и театральный комплекс в Кемерово
Рис. 4.2. Музейный и театральный комплекс в Кемерово
Рис. 4.3. Музейный и театральный комплекс в Кемерово
Рис. 4.4. Музейный и театральный комплекс в Кемерово

«Центропресс»: Искусство формирует не только образ настоящего, но и видение прошлого. Как картины влияют на восприятие исторических событий? Ведь многие историю узнают по произведениям живописи, особенно, это касается тех эпох, когда еще не существовало фото и видео.

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: То, что есть набор ключевых произведений искусства, которые средний условный школьник должен знать, это хорошая вещь. Дальше уже от человека зависит, будет ли он на этот скелет надевать что-то другое или нет. Например, на Красной площади есть памятник Минину и Пожарскому, это замечательно, потому что школьники запоминают, что земский староста и князь боролись вместе за хорошие цели. В наше время настолько большой переизбыток информации, она настолько давит на всех, что, когда есть возможность уцепиться за какие-то брендовые произведения искусства, это здорово, на мой взгляд.

Возвращаясь к разговору об изначальных целях искусства, помимо религиозной и психотерапевтической, конечно, надо выделить идеологическую. Это одна из кардинальных целей искусства, которая возникла очень рано. Не только картины, но вся литература практически, кроме появившейся за последний век, тоже имеет обязательный идеологический привкус, выражающий позицию автора относительно событий. Даже если мы возьмем одно из первых сохранившихся литературных произведений, эпос о Гильгамеше, там тоже есть идеологическая позиция. Она заставляет читателя испытывать определенные эмоции, которые пытается передать ему автор, не только относительно поведения героев, их поступков, но от того, как читатель должен, прочитав эту книгу, относиться к миру. Большинство произведений искусства этим занимается в любом жанре, будь то опера, балет, кинематограф, книги или изобразительное искусство. Это одна из задач, которые искусство выполняло всегда.

«Центропресс»: Большинство людей при слове «искусство» стразу вспоминают классику, интерес к искусству на массовом уровне останавливается примерно на импрессионистах. Из представителей ХХ века только Сальвадор Дали исключение. Даже у Пикассо аудитория уже. Мы сейчас говорим о тенденциях применительно к России. Как научиться понимать современное искусство и стоит ли пытаться это делать?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: По-моему, самым любимым периодом для условного россиянина является XIX век - Левитан, Шишкин, Айвазовский – период, когда русское искусство находилось в стадии расцвета реализма. Вы говорите, что современные россияне в массе своей не понимают современное искусство, но они его и не поймут, потому что прежде, чем было придумано современное искусство, во второй половине ХХ века, было авангардное искусство, супрематизм, экспрессионизм и так далее. А этот период с первой половины ХХ века средний россиянин тоже не любит и не понимает, поэтому такие вопли относительно «Черного квадрата» Малевича. Пока зритель не переварил предшествующий период, он новый не поймет. Невозможно понять, в чем смысл перформансов, не поняв, в чем ценность «Черного квадрата». Не стоит изменений этой ситуации ожидать в ближайшее время.

Рис. 5. Черный квадрат Казимир Малевич 1915 год

«Центропресс»: Софья, а можете кратко объяснить, в чем ценность «Черного квадрата»?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: «Черный квадрат» вызывает особые споры и волнение у людей, потому что они не видят в нем эстетической ценности, но эстетической ценности в нем реально нет. Обычный человек привык расценивать картины именно с эстетической точки зрения, а ценность «Черного квадрата» лежит в интеллектуальной плоскости. Эта картина – такое средство для медитации, как мандала, с помощью которой ты можешь натренироваться и переключить свой мозг с эстетического восприятия картин на интеллектуальное. Когда есть навык интеллектуального восприятия картин, уже можно переходить на интеллектуальное восприятие других произведений, в том числе объектов современного искусства, которые тоже абсолютно не эстетичны, но интеллектуально, идеологически, символически, аллегорически содержат огромное количество смыслов. То есть, ценность «Черного квадрата» именно в том, что это такая «точка сосредоточения», на которой надо остановиться, подумать, понять, и этот процесс может занять очень много времени.

«Центропресс»: Допустим, человек хочет переключиться с эстетического на интеллектуальное восприятие. Как этого добиться? Если захотеть, оно само придет или есть какой-то механизм достижения этой цели?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: Любое познание требует усилий, каждый школьник это знает. А чем старше мы становимся, тем труднее нам что-то переменить в своем восприятии, чтобы что-то понять, надо сесть и заниматься, пытаться это понимать. Язык искусства классического и язык современного искусства или язык авангардного искусства – это отдельные языки, которые надо специально учить. Нелюбовь массовой аудитории к каким-то сложным произведениям искусства вызвана тем, что это другой язык. Человек хочет, чтобы все было понятно сразу, например, как при взгляде на произведения классического зрелого Репина. Но если мы говорим о работах позднего Репина, то там уже другой, более сложный язык, поэтому они неприятны, неинтересны людям. Все, что требует усилий, все, что сложно – вызывает первую реакцию отторжения: «Я не хочу этим заниматься, мне это не понятно, значит оно плохое». Это совершенно нормальное свойство организма: никто не хочет работать, никто не хочет думать.

«Центропресс»: В таком случае, давайте поговорим о вещах совсем уж сложных для понимания. Недавно компания Injective Protocol выкупила работу Бэнкси за $95 тыс. и сожгла ее в прямом эфире. Через несколько секунд после акции с помощью блокчейн-технологии OpenSea работу превратили в невзаимозаменяемый токен (NFT), привязанный к «цифровому образу предмета искусства». Художественное произведение стало виртуальным активом. Это самый известный случай, но есть еще и другие. Как Вы к этому относитесь? Произойдет ли массовая виртуализация искусства в будущем?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: Пока еще что-то трудно говорить, это началось буквально недавно, еще и пары лет не прошло, как все это происходит. Но это направление активно развивается, в нем начали участвовать очень крупные игроки. Судя по тому, какие вложения делаются в эту историю, что она будет развиваться и это поддерживаться достаточно долго, чтобы те, кто вкладывался в это, получили достаточную прибыль. Насколько это жизнеспособно с точки зрения глобальной истории, я не могу сказать, у меня нет инструментов для предсказания.

Рис. 6. Сожжение работы Бэнкси

Если серьезно, то все эти NFT-штуки возникли, потому что у некоторой категории потребителей возникла усталость от того современного искусства, которое они потребляли, и захотелось чего-то нового. Вот это новое и было придумано, и сейчас его тестируют. Но насколько это окажется жизнеспособным, пока не понятно. Интересно, что произойдет со стандартным contemporary art, которое существует, условно последние пятьдесят лет и как оно эволюционирует из-за этих инноваций.

Мне нравится, что последние там десятилетия активно идет развитие стрит-арта, который из маргинального направления стал полноправным видом современного искусства. Любопытно, что стрит-арт, граффити – это одна из немногих отраслей современного искусства, которая массовой публике в принципе нравится, что с современным искусством, на самом деле, очень редко случается.

«Центропресс»: От каждой эпохи в истории искусства оставалось лишь несколько «громких имен», причем не всегда тех, которые высоко оценивались современниками. Какие имена, на Ваш взгляд, останутся от нашего времени? По чьим работам будут его изучать?

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: Все уже достаточно понятно. Наше десятилетие помечено Бэнкси, предшествующее десятилетие помечено Дэмиеном Херстом. Если углубляться дальше, то там будут такие мастодонты как Люсьен Фрейд. Сейчас Бэнкси на пике популярности. То, что он делает, это сосредоточение попсовости, но при этом наполненное смыслами, которые любят люди, занимающиеся современным искусством. С одной стороны, это  уличное искусство с четко выраженными понятными вещами. То, что он изображает, доступно широкой аудитории, видно, что там зайчик, а здесь мышка, здесь лев, а здесь человечек, здесь воздушный шарик. При этом за этим столько всего стоит со смысловой точки зрения, что интеллектуальная часть элиты говорит: «Ах, это здорово!». То, что такие разные вещи Бэнкси смог объединить, сделало его ведущим мастером современной эпохи, как раньше получилось у Уорхола с поп-артом.

В XXII веке, вероятно, останутся в памяти такие перформеры, как Pussy Riot, потому что то, что они делали, связано с ситуацией в стране, а это важно и останется в памяти. При этом я не говорю о качестве и уровне того, что они делали. Грубо говоря, художник, который сидел в тюрьме, всегда имеет шансов прославиться гораздо больше, чем художник, который в тюрьме не сидел. Мне кажется, что в XXII веке будут вспоминать именно таких людей, которые были связаны с политической борьбой.

В наше время главные художники – это не те, кто умеет хорошо рисовать, делает какие-то красивые, стильные, эффектные вещи, а те, кто именно живет в унисон с острыми социальными проблемами, как-то выражая свое к ним отношение.

Оценка нашего времени в будущем будет зависеть от того, какие политические и идеологически взгляды будут у тех, кто станет писать учебники. Может быть, мы узнаем из них, что главным художником был Зураб Церетели. Сейчас угадать совершенно невозможно.

«Центропресс»: Если человек хочет научиться разбираться в искусстве, с чего начать? Сейчас очень много разных курсов, онлайн-школ, но качество этой «продукции» очень разное и часто оставляет желать лучшего.

СОФЬЯ БАГДАСАРОВА: У меня есть об этом подробный текст, который называется «Как научиться разбираться в искусстве». Там я пошагово описываю, что делать. Ну, если кратко, то рецепт один: надо читать книги, это сложно, мы сейчас разучились это делать. Все хотят онлайн-лекции, некоторые даже готовы ходить на какие-то на курсы, но потребитель хочет потреблять готовый контент порциями, брать уроки, а искусство получать информацию самостоятельно уходит, и это очень грустно.

Рис. 7. Книги об искусстве - коллекция Софьи Багдасаровой

Мой лайфхак состоит в том, чтобы не пытаться объять необъятное, не начинать с глобальных историй искусства, а взять одного персонажа, который лично тебе особенно приятен, например, Сальвадора Дали, и прочитать сначала его биографию, потом взять ближайшие темы, изучить его друзей, его женщин, его эпоху, Пикассо. То есть, встать в одну точку и из нее начать расширяться. Начинать с того, что максимально ложится на душу, или с того, что можно посмотреть в ближайшем музее «живьем». Очень важно иметь возможность посмотреть на реальные предметы. Вот от этих двух факторов надо отталкиваться: от любви и от возможностей. Если не любить какую-то тему, то становится скучно, ты скоро бросишь этим заниматься.

У меня совет только один: не испытывайте агрессию при виде непонятного. Например, тот же самый «Черный квадрат» Малевича вызывает какое-то колоссальное количество негативных эмоций. Не надо возмущаться произведением искусства. В нашей жизни так много всего, чем можно возмущаться, что, пожалуйста, относитесь к произведениям искусства просто как к точкам приложениям идей. Не нравится оно вам, оно возмущает? Попробуйте понять, чем именно возмущает, и переведите это в плоскость интеллектуального упражнения, извлеките из этого какую-то полезную информацию, какой-то опыт. Искусство предназначено, на самом деле, для того, чтобы приносить нам удовольствие – либо эстетическое, либо интеллектуальное. Не надо порождать с помощью искусства ненависть в своих душах, надо расслабляться. Вот моя позиция.