Многоликий Дьявол: жертва пропаганды

Выражение «черт с рогами» прочно укоренилось в русском языке. У большинства не возникает сомнений как должен выглядеть Сатана или Дьявол. Возможно, кто-то будет разочарован, но «рога и копыта» - совсем не обязательный атрибут главы Адской иерархии, скорее, это элемент позднейшей традиции. Представления художников о том, как должен выглядеть глава темных сил, очень сильно менялись со временем: в этой статье мы попробуем проследить, как это происходило.

Для начала, кто такой Дьявол или Сатана? В Ветхом завете слово «сатана» используется в значении «противник». Например, в истории Иова Сатана искушает героя по воле Бога, выступает как «злой следователь», действующий по воле вышестоящего начальства.

В христианской традиции основным стало восприятие Сатаны как падшего ангела, который был наказан за свою гордыню и низвергнут с небес на землю. Неудивительно, что он изображался как ангел, пусть и опальный. Основным отличительным элементом образа были все-таки крылья. Чтобы подчеркнуть «падший» статус героя художники изображали крылья темными, как и цвет кожи Сатаны. Иногда крылья были как у дракона или летучей мыши.

Единственное описание внешности Дьявола в Библии содержится в «Апокалипсисе» Иоанна Богослова: «И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим». Вот он, «красный дракон», известный многим по фильму про Ганнибала Лектора!

Многие европейские художники, в частности, Альбрехт Дюрер, изображали этого персонажа очень тщательно и буквально. Чего не скажешь об Уильяме Блейке, который дал свою модернистскую трактовку этого образа.

В главе 9 «Откровения» Сатана предстает как повелитель смертоносной саранчи. Этот образ не очень популярен, хотя в некоторых средневековых рукописях его изображали таким образом. При этом саранча имела мало общего с природным обликом этого насекомого.

Образ Сатаны, скованного в Аду, наиболее полно раскрыт Данте, однако корни этого представления также ведут к тексту Иоанна Богослова («И смерть и ад повержены в озеро огненное»). Таков «Дьявол в Аду» братьев Лимбург из «Великолепного часослова герцога Беррийского».

Еще один распространенный образ Сатаны – в виде Змея-искусителя из Эдемского сада, причем это может быть, как обычный с виду змей, так и некое антропоморфное существо имеющее что-то змеиное в своем облике, например, хвост. Вообще связь темных сил с рептилиями в народном сознании очень сильна: они – обязательный компонент многих рецептов черной магии, спутники ведьм, объекты жертвоприношения.

Иногда образ дьявола сочетал сразу несколько иконографических атрибутов, как например, картина Леонардо да Пистойи «Архангел Михаил изгоняет Дьявола», более известная как «Дьявол из Мерджеллины», по названию района Неаполя, где картина находится. Здесь мы видим и рептильность, и крылья дракона, и прекрасную женскую головку как символ соблазнения. Именно мотив искушения «красной нитью» проходит через многие интерпретации образа Дьявола.

Следующая группа изображений Сатаны и демонов подчеркивает их звероподобие. Здесь есть своя логика: если человек создан по образу и подобию Божьему и представители Божественной иерархии изображались в виде людей, соответствовавших канонам красоты, то оппоненты светлых сил были, скорее, похожи на животных. Причем, эти образы были подчеркнуто дисгармоничными, как будто появились в результате какого-то неудачного генетического эксперимента. Здесь есть своя оккультная подоплека: в Каббале древу Сефирот противопоставлено древо Клипот (в очень упрощенной трактовке оно состоит из «обрывков» неудавшихся миров, которые были до основного акта творения).Именно таких демонов-мутантов можно видеть на картинах Маттиаса Грюневальда и Иеронима Босха.

Сходство с козлом является наиболее поздней интерпретацией образа Дьявола. Такие изображения получили распространения в эпоху охоты на ведьм. Здесь налицо «дьяволизация»  облика древних божеств природы, таких как Пан и сатиры, культ которых был очень живуч в народной традиции. Знаменитые рожки тоже наследие борьбы с язычеством: во многих дохристианских культурах рога были элементом солярной (солнечной) символики.

Итак, Сатана или дьявол предстает в нескольких разных по значению и атрибутам ипостасях:

1. «Прокурор» небесной канцелярии в задачи которого входит испытывать людей на предмет лояльности к системе.
2. Змей-искуситель, действующий по своей воле, то ли из зависти к человеку, то ли из своеобразного сочувствия к нему.
3. Начальник адской тюрьмы и одновременно палач для грешников, осужденных на вечные муки.
4. Падший ангел, низвергнутый с небес, за преступление против иерархии, чей конфликт с «начальством» выше человеческого уровня.
5. Один из основных игроков в событиях Конца света, которому отведена важная роль в реализации предопределенного сценария событий.

 

По мере того, как влияние религиозного сознания в обществе начинает снижаться, образ Сатаны меняется, но никуда не исчезает. На него начинают проецироваться социальные противоречия: например, восстание против системы, противоречия личности и общества. Внешних демонических атрибутов становится меньше, акцент делается на психологическую составляющую. Таков и «Демон сидящий» Врубеля, и «Люцифер» Франца фон Штука.

Важным источником вдохновения для художников и скульпторов, бравшихся за изображение властелина Ада, стала поэма Джона Мильтона «Потерянный рай» (1667 год). В этом произведении Дьявол впервые предстает самостоятельным субъектом, делается попытка рассказать библейскую историю с его точки зрения.

В дальнейшем влияние на восприятие образа Сатаны, конечно, оказали «Фауст» Гете и его оперные версии, созданные Шарлем Гуно и Гектором Берлиозом.

В 20 и, тем более, 21 веке Дьявол окончательно становится фигурой массовой культуры, которой в принципе, всегда и являлся. К его иконографии практически не добавилось ничего нового, скорее, происходит компоновка старого материала в различных сочетаниях.

По мнению редакции портала новостей «Центропресс», может показаться, что в современном искусстве место этого персонажа заняли другие, более актуальные темы. Однако потребность в символизации «левого пути», просто приняло более сложные и не всегда однозначно воспринимаемые формы.