Протест в России: затишье или поиск новых форм?
В России 11 сентября пройдет Единый день голосования. Выбирать будут глав 14 регионов, в 6 субъектах Федерации пройдут парламентские выборы, в 11 областных центрах будут выбирать депутатов городских дум, в Москве состоятся выборы муниципальных депутатов. Пожалуй, впервые в новой истории нашей страны выборы пройдут на фоне настолько сложной внешнеполитической и экономической обстановки. Голосование для граждан – законный способ выразить недовольство, не подвергаясь при этом опасности быть привлеченными к ответственности за организацию или участие в несанкционированной акции.
Насколько выражены сейчас протестные настроения в России и могут ли они повлиять на результаты голосования? Есть ли повод для массового протеста как таковой и как связано протестное поведение с уровнем жизни населения? Эти и другие важные вопросы редакция сетевого издания «Центропресс» разбирает вместе с экспертами, которым есть что сказать по этой сложной и многогранной теме.
Основные поводы
Мотивов для протеста в России, как и во всём мире, традиционно два. Это политика и экономика. Исследователи склонны разделять и даже противопоставлять эти два повода выражения недовольства.
В обоих случаях протестам необходимы организаторы. Традиционно собиравшая митинги внесистемная оппозиция переживает не лучшие времена, а её наиболее известные лидеры по разным причинам сейчас сошли с политической арены. Однако это не означает, что ресурсов, в том числе и материальных, у сторонников данного политического течения не осталось.
По информации «Царьграда» к Единому дню голосования оппозиция готовит протесты, которые будут проходить под лозунгами прекращения Специальной военной операции на Украине (СВО). По данным информагентства, наибольшая протестная активность, как обычно, ожидается в Москве.
При этом, по данным соцопросов, отношение москвичей к несанкционированным акциям начиная с 2019 года изменилась в худшую сторону: чуть менее половины респондентов относятся к таким акциям негативно, а количество тех, кто подобные проявления социальной активности одобряет, по данным как проправительственных, так и оппозиционных социологов, колеблется около 10%.
Традиционно в обществе гораздо больше тех, кто готов поддержать мотивированные трудовые протесты в разных формах – с забастовками (стоп-акциями) и без них. По данным проекта “Мониторинг трудовых протестов”, 2022 год в этом плане оказался нетипичным даже в сравнении с пандемийным 2020-м.
В начале 2022 года нетипичную кривую, по данным Мониторинга трудовых протестов показала протестная активность в трудовых коллективах. В традиционно спокойном январе в России прошло 24 протестных акции (среднемесячное значение с 2008 года – 15, максимальное, в 2020 году, - 28), но только 6% из них сопровождались остановкой работы. В феврале состоялось 23 протестных акции: 20 до начала СВО, и только три – после 24 февраля. Больше половины из них сопровождались забастовками.
В традиционно активном для трудовых протестов марте показатель, наоборот, снизился до рекордно низкого: прошло всего 11 акций. В апреле ситуация вернулась на обычный уровень, май был очень протестный, а в июне ситуация продолжила развиваться по нарастающей. Интересно то, что нарушилась традиционная динамика: обычно годовой пик протестов приходится на март-апрель и конец года. Сейчас же в январе и феврале протестная активность уже была сравнимой с показателями наиболее бурных в этом плане годов, потом наступило мартовское затишье, в апреле трудовых протестов было много, но они продолжились и в мае, что нехарактерно для нашей страны, июнь тоже выдался неспокойным в этом плане. О чем свидетельствуют эти сдвиги с практической точки зрения станет ясно спустя несколько месяцев.
На основании многолетних наблюдений, согласно которым трудовые протесты начиная с августа традиционно усиливаются, можно осторожно прогнозировать повторение этой ситуации ближайшей осенью, но уверенных прогнозов эксперты пока что давать не готовы.
Важно понимать значение трудовых протестов для развития протестных настроений в обществе в целом, о чем предупреждают эксперты.
Поэтому при оценке ситуации в российском обществе в настоящее время ни властям, ни аналитикам не надо обманываться картинкой видимого спокойствия, так как отнюдь не все социальные проблемы в настоящее время успешно решаются и качество жизни рядового гражданина связано с ежедневным преодолением трудностей. Важно, чтобы эта нагрузка в какой-то момент не стала чрезмерной.
Эксперты делают акцент на влиянии фактора неопределенности будущего даже в краткосрочной перспективе на настроения в обществе, именно это повышает негативную роль фактора неожиданности в социальных процессах.
Политика: шок прошел
Протестные настроения, связанные с началом СВО, были характерны для конца февраля: тогда в СМИ и Интернете встречались громкие заявления о формировании “антивоенного движения”. В первые дни СВО с пацифистскими требованиями выступили десятки публичных персон, появились письма, подписанные сотнями (от имени учёных) и даже тысячами (от имени работников IT-отрасли) людей. Сотни тысяч граждан подписали петицию на Change.org. Практически во всех регионах отмечались одиночные пикеты, а в Москве, по оценкам Ъ, на улицы вышло около 2 тысяч человек.
Однако первый шок от неожиданных перемен прошел, и СВО получила массовую поддержку граждан. В конце мая ВЦИОМ заявил, что спецоперацию поддерживает 72% населения, против – 18%, в июне показатели изменились незначительно, составив 72% и 17% соответственно. Внесенный в список иноагентов “Левада-центр” регулярно публикует данные, очень близкие к результатам ВЦИОМ: в мае СВО поддерживали или в целом поддерживали 77% опрошенных, против были 17%, в июне за были 75%, против – 20%.
При таком соотношении сторонников и противников спецоперации всерьез говорить о массовом протестном движении по этому поводу не приходится. К тому же ВЦИОМ проводит мониторинг протестных настроений граждан, и опрос показывает: уровень недовольства граждан по сравнению с 2021 годом снижается: в июне 2021 года протестные акции в своем регионе считали вероятными 25% опрошенных, в 2022 году – только 11% (в мае – 14%), а о готовности участвовать в таких мероприятиях стабильно заявляют 11% респондентов.
От экспертов, опрошенных при подготовке этой статьи, неоднократно доводилось слышать, что политические повестка, которая неизменно добавляется к любой протестной акции, хоть социальной, хоть экологической, отбивает у многих людей желание участвовать в подобных акциях, так как по признанию многих специалистов одной из важнейших черт состояния современного российского общества является «аполитичность». Однако у этого вопроса есть и иная грань.
На данный момент стремление граждан к активному политическому участию является невысоким, разочарование в политике как инструменте изменения жизни к лучшему нарастало еще со времен 90-х, многие люди до сих пор чувствуют себя обманутыми. При этом в общественном сознании устойчиво присутствует противопоставление государства («там люди, в основном, делом заняты») и публичной политики («болтуны, желающие получить власть, чтобы использовать её в своих интересах»). Однако такая расстановка сил под влиянием обстоятельств может меняться, о чем предупреждают эксперты.
Экономика: «цыплят по осени считают»
Состояние экономики под гнетом санкций могло бы стать проблемой, как это ожидалось в феврале. Но сейчас уже можно говорить, что Центробанк пока с честью выдерживает испытание и не допускает инфляции в стране: наоборот, этот показатель снижается. Однако ряд экспертов говорит о том, что негативный эффект санкций для российской экономики в полной мере раскроется осенью 2022 года, поэтому «почивать на лаврах» однозначно рано.
Люди испытывают недовольство из-за того, что цены на многие товары значительно растут. Но это общемировой тренд: в России рост цен на продукты первой необходимости гораздо ниже, чем в соседних странах и, тем более, в Европе. Так, литр бензина АИ-95 в июне в России стоил в среднем 51,6 руб., в Грузии от 80 руб., в Германии 103,5 руб. Литр подсолнечного масла в России стоит 80-90 рублей, в Германии 150-200 рублей, в Грузии 220-300 рублей. Поэтому состояние экономики России на данном этапе способно недовольство, но не протесты.
Важный момент – закредитованность населения. По данным Фонда “За права заёмщиков” (ЗПЗ), по итогам 2021 года уровень долговой нагрузки российских семей составил 24,48 трлн. руб., увеличившись на 22,8% с начала года. Такая ситуация вызывала опасения и до введения санкций странами Запада, а после начала СВО в связи с уходом с рынка некоторых крупных западных брендов она стала по-настоящему критической.
По мнению эксперта Фонда «За права заемщиков» Аллы Храпуновой, реальные доходы населения продолжают снижаться. Инфляционные ожидания стабилизировались на фоне высокого роста весной этого года, однако потребительская активность населения серьезно упала. Люди перешли от ажиотажного спроса на различные товары к более осмотрительной модели поведения. На фоне наблюдения за развитием ситуации люди стараются больше сберегать, чем тратить. Банки и МФО ужесточили скоринговые модели оценки потенциальных заемщиков. Кроме того, ключевая ставка до последнего времени сдерживала кредитование. Поэтому на текущий момент рост долговой нагрузки, несмотря на то, что показатели банковского сектора сейчас не раскрываются, не должен быть серьезным.
Однако уже взятые кредиты никуда не делись и их надо выплачивать. Для решения проблемы Правительство ввело кредитные каникулы и мораторий на банкротство: кредиторы до конца сентября не смогут обратиться в суд, чтобы объявить клиентов несостоятельными. Но меры поддержки не бесконечны. В связи с этим можно услышать мнения о том, что граждане не справятся с долговой нагрузкой и это может стать поводом для протестов. Однако среди специалистов есть и другое мнение.
С точки зрения эксперта, каникулы — это хороший предохранитель от непредвиденных негативных событий: потери работы, болезни или других обстоятельств. В прошлые годы кредитные каникулы отлично себя зарекомендовали: практически 75% заемщиков смогли вернуться к обычному режиму обслуживания долга. Поэтому сейчас рассматривается вопрос о переводе этого инструмента защиты заемщиков на постоянную основу.
Окончание моратория на банкротство (с 1 октября кредиторы снова смогут требовать признания клиентов несостоятельными через суд) тоже не вызывает опасений. Банкротство – это не наказание, а способ исправить финансовые дела. У россиян этот способ ликвидации задолженности приобретает популярность, в том числе и льготная бесплатная схема – внесудебное банкротство через МФЦ. По данным Единого федерального реестра сведений о банкротстве, во II квартале 2022 года количество обращений в МФЦ за этой процедурой выросло на 15,7% по сравнению с I кварталом 2022 года – рекорд с момента запуска процедуры.
Еще одна важная мера по защите должников – механизм сохранения у заемщиков, допустивших просрочку, прожиточного минимума. Раньше банки забирали у должников все деньги со счетов, а сейчас обязаны оставлять на счете не просто прожиточный минимум, а соответствующий статусу должника (работающий, пенсионер и т.п.). Если у заёмщика есть иждивенцы, долю прожиточного минимума должны оставлять и на них. Мера это довольно новая, она вступила в силу с 1 июня 2022 года, но автоматически она не включается. Чтобы воспользоваться ей, нужно написать заявление в ФССП или банк, в котором открыт счет гражданина и с которого происходит взыскание.
В Фонде «За права заемщиков» считают, что и сама ситуация с долгами населения не настолько острая, чтобы вызвать протесты, и меры по защите заёмщиков государство предпринимает достаточные. Возврат долгов – это ответственность самих заёмщиков, и большинство из них прекрасно это понимает. Этим людям выгодна максимально стабильная экономическая обстановка. На фоне социальных потрясений банки теряют лояльность к допустившим просрочку клиентам, а в стабильной ситуации с кредитором проще договориться о взаимовыгодном изменении договора.
Однако проблема снижения уровня жизни населения не сводится только к долговой нагрузке, которая является производным от общего низкого уровня жизни населения. В центре внимания властей, начиная с Президента, на протяжении многих лет остается проблема бедности и выработки эффективной модели борьбы с ней.
Является ли бедность спусковым крючком протеста в современном обществе? Или же считать её главной причиной в этом процессе было бы упрощением? Мнения опрошенных нами социологов сводятся к тому, что ставить знак равенства между уровнем бедности и уровнем протестной активности нельзя.
В целом описанная экспертом ситуация хорошо коррелирует с российской действительностью: на протяжении последних десятилетий наиболее яркие протесты фиксировались в крупных городах с достаточно высоким уровнем жизни, а участниками протестных акций становились далеко не самые малоимущие граждане. В то же время в регионах с действительно низким уровнем жизни, как правило протестной картинки не наблюдается. По мнению Аллы Очкиной, такая ситуация имеет объективное объяснение: «В регионах с самым низким уровнем жизни, люди заняты выживанием. Когда вы балансируете, идете над пропастью, вам трудно о чем-то горячо говорить, размахивать руками, вы сосредоточены на одном: «Пройти». Это мнение подтверждается и оценкой психологов.
Важно, что, говоря о распространенности бедности в обществе, трудно оценить её реальный уровень, который может сильно отличаться от статистического. Впервые мы столкнулись с этим, когда готовили серию материалов, посвященных уровню МРОТ в России, и пытались понять, доходы каких групп населения реально ограничены только прожиточным минимумом. Оказалось, что подробных исследований этой темы нет, отчасти и потому, что их просто невозможно провести ввиду крайней сложности затрагиваемой темы.
В текущей ситуации наиболее уязвимой частью общества становятся люди, которых можно условно назвать «средним классом», в российских условиях это далеко не всегда предприниматели, а те, кого нельзя отнести ни к богатым, ни к бедным. Эта группа не получает тех преференций, которыми пользуются самые обеспеченные граждане, но и социальной поддержки от государства тоже практически не получает. Таким людям остается рассчитывать только на собственные силы, и именно они в большей мере испытывают на себе все тяготы, связанные с ухудшением экономической ситуации. Соответственно, и проявлений недовольства следует ожидать именно от них.
Скрытый протест – миф или реальность?
Насколько в обществе присутствует скрытый протест, который власти, якобы, активно замалчивают? Эту тему представители “Центропресс” обсудили с пресс-секретарём Омского обкома КПРФ Евгенией Лифантьевой.
Омск традиционно входит в “красный” пояс. Протестные населения здесь сильны, но чаще не выливаются на улицы, а видны в результатах выборов.
В Единый день голосования в Омске будут выбирать депутатов Городского совета. Выборы это важные: более половины населения региона живет в областном центре.
По мнению Евгении Лифантьевой, избирательная кампания планируется максимально грязная. Будет и критика оппонентов, и откровенная «чернуха», и обвинения в не том политическом курсе – «либерализме», «западничестве», «недостаточной патриотичности». В этом плане ничего необычного нет: в России многие выборы именно таковы, и на фоне этого у правящей партии в условиях информационного общества, по сути, нет возможности замалчивать протесты: о них в любом случае расскажут оппоненты.
Такое изменение положения дел крайне важно для региона: проблема фактической безработицы в Омске стоит жёстко. Хотя официальный ее уровень невелик, и вакансий публикуется много, в основном, по наблюдениям КПРФ, горожанам предлагают вакансии двух типов. Это тяжелая и требующая определенного уровня квалификации работа с полной занятостью и крайне низкой зарплатой, сравнимой с МРОТ, или вакансии для высококвалифицированных инженеров и рабочих, которым работодатель готов платить 60-70 тысяч в месяц – значительно меньше, чем в соседних регионах.
Сотрудники рангом выше, чем руководитель среднего звена, в Омске требуются редко: большинство предприятий – части корпораций, и управляются из других регионов. Роста зарплаты и повышения в должности омичи добиваются, отправляясь на работу вахтовым методом или переезжая в другие регионы. В результате дефицит кадров в регионе достигает 30% от всего числа занятых. Например, в школах города-миллионника один и тот же педагог зачастую совмещает преподавание малосочетаемых предметов (скажем, русский, литература, география, биология). Похожая ситуация в других бюджетных учреждениях, где зарплаты жестко определяются федеральными решениям. Это касается здравоохранения, образования, культуры, муниципального транспорта и так далее.
У коммерческих предприятий, опять же, два варианта действий. Или добровольно поднимать зарплату, с помощью профсоюзов закрепляя ее в коллективных договорах, или экономить на зарплате до тех пор, пока предприятие не обанкротится. Поэтому крупные протестные акции по экономическим причинам в Омске возможны в любой момент, но для них нужен весомый повод: грубые управленческие ошибки руководителей крупных предприятий, банкротства, долговременные задержки зарплаты. Руководители как региона в целом, так и отдельных предприятий, знают об этом и успешно избегают подобного.
Конфликт, как правило, является следствием проблемы, решить которую «мирными» методами не представляется возможным. Например, когда на фоне «оптимизации» государственного здравоохранения ради снижения бюджетных расходов региональный Минздрав решил закрыть омский роддом №5, возмутились сотрудники. Конфликт получил освещение в СМИ. Тогда медработникам начали предлагать вакансии в других больницах города. Власть начала решать ей же созданную проблему, и до массового протеста дело не дошло.
Применительно к избирательному процессу спровоцировать протестные действия могут только грубые нарушения при самом голосовании и подсчете результатов. Понять, что нарушения имели место, будет просто: в таком случае люди станут требовать отмены результатов выборов в тех или иных округах.
В целом в Омской области, несмотря на непростую экономическую ситуацию и множество нерешенных “хронических” проблем, для протестных акций пока нет значимых поводов, понятных большинству. Да, высок риск массовых акций из-за грубой управленческой ошибки, резкого падения уровня жизни значительной группы людей, пренебрежения интересами существенного числа граждан. Но пока власть не идет на грубое нарушение существующих «правил игры», значимого протеста не будет. Такие выводы подкрепляются мнением социолога Петра Бизюкова: «Протестует, как правило, меньшинство. Массовый протест возможен только если власти удастся обидеть большое количество людей, нечто подобное мы видели во время пенсионной реформы четыре года назад». Эти слова можно отнести не только к ситуации в конкретном регионе: они очень четко описывают механизм массового социального поведения в стране в целом.
В текущей ситуации имеет смысл говорить не столько о «скрытом протесте», сколько о накоплении психологического напряжения и усталости в обществе, которое стало происходить с момента начала пандемии COVID-19.
Отсутствие протеста: хорошо ли это?
С одной стороны, общественное спокойствие является важной составляющей поступательного развития экономики и повышения уровня жизни, это прописная истина. Однако это так, если спокойствие основано на прочной внутренней уверенности в завтрашнем дне, а не является видимостью, которая маскирует глубинные деструктивные процессы. По мнению психолога Марка Сандомирского, российское общество сейчас переживает то, что на языке профессионалов называется «психологической регрессией»: «Мы в определенном смысле проживаем возврат к прежним временам, к советскому времени. И эта историческая регрессия объясняет то, что, с одной стороны, люди переживают протестные настроения, с другой - не проявляя их открыто».
Важной составляющей стабильности и уверенности в будущем является институциональная возможность защищать свои права законными методами.
Применительно к российской действительности предусмотренные законом механизмы далеко не всегда работают идеально, в частности, это касается вопросов защиты трудовых прав: в большинстве случаев работодатель оказывается сильнее работника и принуждает его играть по своим правилам.
Очень часто ситуация с трудовыми конфликтами представляет собой замкнутый круг: люди с помощью различных ухищрений добиваются от своего работодателя выплаты зарплаты, на какой-то момент ситуация успокаивается, но через какое-то время все повторятся сначала. Порой складываются ситуации, когда доведенные до отчаянья работники, предпринимают необдуманные действия, выходя за пределы правового поля.
Отсюда вывод: сам по себе протест (если для него есть объективные причины) в ряде случаев – не проявление злого умысла враждебных обществу сил, а сигнал, что что-то идет не так. Не имея возможности как-то повлиять на негативную для себя ситуацию, человек копит в себе раздражение, которое под влиянием обстоятельств может перейти в отчаянье, и тогда видимое спокойствие может разрушиться в один момент.
Отдельную проблему для России и других развитых стран мира сейчас представляет рост цифровой (платформенной) занятости, в условиях которой сотрудники часто лишены тех преимуществ, которое дает «традиционная» форма трудоустройства. Многим людям (особенно, молодежи) такая форма трудовых отношений кажется привлекательной, потому что, на первый взгляд, предоставляет больше свободы, однако со временем приходит осознание негативных сторон этого явления: отсутствие правовых гарантий, страховки, выплат в пенсионный фонд и всего того, за что профсоюзы всего мира боролись, начиная с XIX века. Эксперты отмечают опасность роста такой тенденции, говоря о том, что под влиянием этих процессов на смену «пролетариату» приходит «прекариат» (от лат. precarium - «нестабильный, негарантированный»). Так современные ученые называют класс социально уязвимых людей, не имеющих гарантированной занятости. Именно рост численности прекариата в обозримой перспективе может привести к реальным и очень серьезным протестам, которые особенно вероятны на фоне ухудшения экономической ситуации.
Спокойная осень и бурная весна?
Вопреки распространенному в блогосфере мнению, ожидать каких-то массовых протестных выступлений в России осенью этого года, несмотря на период выборов, не стоит. Даже если кризисные явления в экономике будут усиливаться, реакция на них будет отложенной. Разные специалисты предполагают усиление протестных настроений в обществе зимой 2022/2023 либо весной следующего года. Эта ситуация не является неизбежной. Вероятность её возникновения напрямую связана с тем, насколько чутко власти будут ощущать настроения в обществе и насколько быстро на них реагировать. Поэтому никакого неотвратимого социального кризиса однозначно прогнозировать нельзя.
Разумеется, еще есть пресловутый фактор «черного лебедя». По образному выражению одного из наших экспертов, «бревна на дорогу могут падать внезапно», чего нельзя исключать в условиях современной общемировой нестабильности.
По итогам нашего исследования темы можно сделать еще несколько существенных выводов:
- Самые бедные слои населения преимущественно являются наименее протестной группой, так как получают существенную поддержку от государства как в материальной форме, так и в виде различных льгот.
- При этом от различных негативных экономических явлений в наибольшей степени страдает самая многочисленная социальная группа - граждане со средним уровнем доходов. Властям, разумеется, не стоит уменьшать поддержку наиболее нуждающихся, но и тем, чей уровень жизни находится выше уровня бедности следует создавать систему определенных преференций. Речь идет не только о развитии предпринимательства, так как большинство людей со средним уровнем дохода являются наемными работниками.
- Наемные работники в частной сфере испытывают наибольший уровень неуверенности в завтрашнем дне, так как их дальнейшая судьба во многом зависит от доброй воли работодателя. В этой связи стоит обратить внимание на ситуацию с регулированием правовых отношений на рынке труда и соблюдение трудовых прав. Как отмечалось экспертами, невыплата зарплаты сейчас является «суперпричиной» для возникновения протестных настроений.
- Бурно развивающийся в России рынок цифровой занятости также требует внимания со стороны государства, так как его бесконтрольное распространение может в ближайшей перспективе привести к нарастанию кризисных явлений. В этом аспекте на первый план опять же выходят вопросы, связанные с социальной защищенностью занятых там работников, которые сейчас практически не отрегулированы. Платформенные работники, пораженные в своих правах, потенциально являются готовым электоратом для любых радикально настроенных политических лидеров, которые могут легко играть на объективных трудностях.
- Немаловажной составляющей потенциальных массовых протестов является и психологическое состояние общества, в котором уже в настоящее время специалисты видят признаки социально-стрессового расстройства. В этой связи важную роль в сохранении общественной стабильности может сыграть массовое распространение практик саморелаксации и снятия стресса без применения токсичных и запрещенных веществ (алкоголя, табака и наркотиков).